Нагло стырено, но не могла этого не сделать

[Lingli]

Да простит меня автор (если он против), но я хочу оставить это здесь.
Я даже не помню торкали ли меня когда-нибудь так фанфики. Вчера, после прочтения, вроде еще все было нормально, но сегодня, проезжая мимо одного из таких "мест", меня накрыло.
Предупреждение было скрыто под катом, т.к. "для тех, кто хочет себе испортить все впечатление от фика - прошу сюда. нет, серьезно - весь фик убьете", а я его вообще убрала, иначе эффект не тот...


Название: Крыжовник
Персонажи: Наполеон Соло, Илья Курякин
Рейтинг: PG, наверное
Жанры: джен, для особенно прозорливых - слэш, ангст
Описание: Каждый раз находилось что-нибудь, что мешало отправиться за железный занавес, в страну, где растёт неведомый крыжовник и где делают идеальных разведчиков.


Perhaps this final act was meant
To clinch a lifetime's argument

Соло тянется в карман за сигаретами, но в последний момент замечает, что табло «не курить» все не гаснет. Ужасно. Лететь ещё три с половиной часа — не так много, если вспомнить, какой путь он уже преодолел. Аэропорт имени Джона Кеннеди, Атлантика где-то внизу, под брюхом железной птицы, пересадка в Цюрихе — почти бегом, — и вот теперь — до Москвы.

Россия так далеко — словно на другой планете. Но теперь уж точно нужно туда. Соло слишком много раз обещал приехать и не сдерживал обещания. А Илья звал, так звал. Соло прикрывает глаза и улыбается, вспоминая один из последних разговоров перед возвращением Курякина на Родину.

— Ты ведь никогда не видел, как растёт крыжовник?

— Я с трудом представляю, как он выглядит.

— Вот и посмотришь. Разрешение на въезд я тебе выбью.

— Не торопись. У меня много дел в Америке.

Каждый раз находилось что-нибудь, что мешало отправиться за железный занавес, в страну, где растёт неведомый крыжовник и где делают идеальных разведчиков.

— Тебя не расстреляют за звонок мне?

— Нет, будь спокоен. Начальство знает, что ты не так плох, как хочешь казаться. Во мне они тоже уверены.

— А вдруг выдашь мне государственную тайну?

— У тебя уже была тысяча возможностей узнать их все.

Соло засыпает на полтора часа и снова открывает глаза только когда милая девушка — округлое лицо, трогательный румянец цветущей юности, глаза-озера — предлагает конфетки.

— От тошноты.

Английский у неё своеобразный — твёрдый, что ни согласная, то удар.

— Поможет? — спрашивает Соло. Русский у него уже заржавел, и в забавном «ж» слышится отзвук классического «дж». Девушка улыбается. Русским нравится, когда с ними говорят на их языке.

— Должна, мистер.

Соло разворачивает бело-зелёный фантик и суёт карамельку в рот. Ну и мерзость. Помнится, на дне чемодана у Ильи всегда был пакетик — он эти кисло-сладкие приторные конфеты мог горстями есть. Соло облизывает губы, сглатывает вязкую слюну, нервно стучит пальцами по подлокотнику. Как же хочется курить.

— Приезжай. Наша сторона дала тебе добро.

— Я в Италии. Я не могу. У меня важный аукцион.

— Что ты решил спиздить на этот раз?

— Спиздить? Это значит «украсть», да?

— Ты прогрессируешь.

— Стараюсь не забывать ваш варварский язык. И я тут на правах оценщика. Я не... пиздю? Пизжу? Пиздею? Как правильно?

В трубке — громоподобный смех.

— Ты именно что пиздеешь. Приезжай. В Москве отличная погода.

— Приеду. Попробуй договориться на следующий месяц со своими.

Естественно, отличную погоду Соло тогда упустил — не в первый раз.

Самолёт начинает снижение, уши закладывает, и тут конфетка с омерзительным вкусом оказывается просто спасением.

— Пристегните ремни... — круглощекая красавица проходит вдоль кресел, будит кого-то, заходит в бизнес-класс и подмигивает Соло:

— Ещё конфетку?

— Спасибо, нет, — качает Соло головой, а потом думает: пусть лучше даст. — Девушка!

Наверное, она привыкла, что американцы говорят «мисс», а тут вдруг «девушка», пусть и с фонетическими ошибками.

— Дайте. Парочку.

Соло прячет карамельки в карман и усмехается. Курякину понравится.

Москва встречает набухшим серым небом и свежим наглым ветром — вот-вот пойдёт дождь. Соло улыбается пограничникам за стеклом.

— Цель поездки?

— В гости.

Парнишка молоденький, чем-то напоминает Илью, только не такой крупный. Может быть, с годами оформится? Вряд ли — работа сидячая, разве что располнеет. Внимательные глаза с яркой прозеленью у черного зрачка скользят по страницам паспорта.

Соло ловит такси, когда начинает моросить, и зачитывает адрес с бумажки, едва усевшись на переднее сидение — жесткое, чуть продавленное. Работу мотора Соло буквально задницей ощущает. Машины в России лучше не стали. Габи, наверное, уже сто раз съязвила бы. Консервные банки, ведра с гвоздями — как только она шедевры советского автопрома не именовала. Илья только зубами скрипел всегда, но соглашался — с годами все становилось только хуже.

— А в гостиницу не надо? Сразу туда? — водитель, кажется, удивлён. Отсутствием тяжелого чемодана у гостя из-за океана, из другого мира — тоже. У гостя только небольшая сумка с вещами первой необходимости да акцент, выдающий с головой. Соло кивает:

— Да. Сразу. Я закурю? Долгий перелёт.

— Кури, конечно.

Крыжовник. Стоило, наверное, найти, как это растение выглядит. Илья всегда говорил, что оно колючее ужасно, все пальцы изранишь, пока ягод наберешь. Но ягоды вкусные и стоят того. Соло поворачивает несколько раз тугую ручку, шум автострады отхватывает сразу несколько кусков у песни — что-то про старые часы, — и женский голос, сильный, пожалуй, меццо-сопрано, прячется в свисте воздуха.

Соло удивляется, что ехать так немного, хотя его предупреждали — от аэропорта всего ничего, не заметишь. Мелькают указатели поворотов со смешными, подчас нелепыми названиями — дачные поселки, так это называется. Совсем рядом. Совсем скоро.

Водитель тормозит у одного из поворотов, и Соло понимает, почему — надо туда, а там колдобина на колдобине.

— Здесь далеко? — спрашивает Соло. — Я первый раз.

— Нет. Километр, наверное. Все время по дороге. Там увидишь.

Соло улыбается, платит, жмет руку. Когда машина отъезжает, на блестящем вороном боку ее вспыхивает отражение — расстегнутый бежевый тренч, синие брюки, черные волосы, по которым мазнул не то солнечный блик, не то седина.

Лес обступает дорогу с обеих сторон, тяжелая еловая лапа свешивается почти до земли. Стоит пройти неспешным шагом пять минут — и шум шоссе за спиной глохнет, оставаясь только смутным эхом. Тишина. Потрясающий покой, к которому Соло не привык. Сколько лет он не был в лесу? Подумать страшно.Такие люди как Соло обычно столько не живут.

Нужный поворот, широкую тропинку Соло находит спустя полторы сигареты. Деревьев тут меньше, чем в начале, и потому прозрачный свет свободно разливается по земле. Солнце постепенно начинает выбираться из-за облаков, продирается сквозь слой мокрой ваты, обложившей небо. Кажется, погода налаживается. Илья говорил, что в конце июля у них тут обычно хорошо. А ведь с этим дождем Соло уже успел подумать, что Курякин врал, лишь бы уже заманить.

Соло слышал, что у русских есть обычаи, ритуалы, которые надо соблюдать при таких встречах. Нужно прийти не с пустыми руками, помолчать, потом поговорить. Можно поплакать, можно выпить водки. Хорошо бы принести букет. У Соло с собой нет ни водки, ни цветов, плакать не хочется. Калитка не заперта — было бы странно, если бы было иначе, — и Соло замирает, едва заметив лицо Ильи.

— Привет. Хорошая фотография, большевик. Удачно подобрали.

Плакать не хочется, не получается и вовсе не нужно. Соло вытаскивает горсть конфет из кармана и, несколько раз обернувшись — куда? — кладет их на на небольшой выступ в основании гранитной плиты.

— Я видел, что у некоторых столики стоят, — Соло прислоняется спиной к ограде и закуривает. Илья смотрит на него как всегда — внимательно, прицельно, но все же слишком мягко для сурового спецагента. — Тебе поставят? Странные вы. Даже здесь сразу за стол зовете.

Соло проводит час, молча глядя в глаза, которые не моргают, не устают, как бывало. Глаза черно-белые, не голубые. Соло смотрит в них, и начинает казаться — они улыбаются.

— Уютно, знаешь, — когда остается последняя сигарета в пачке, Соло окидывает взглядом поделенный витиеватыми оградками лес вокруг. — Очень тихо. Мне нравится. И хорошо, что у тебя тут чисто — видел, есть заброшенные могилы, а ты любишь порядок.

Соло не обещает ни Илье, ни себе вернуться, помнит, что долгие проводы — лишние слезы, аккуратно прикрывает за собой калитку и уходит той же дорогой, что пришел. Он шагает легко, обходя подсыхающие лужи, снимает тренч и вешает его на руку, щурится на солнце. Шоссе уже не такое пустое, как было утром, и Соло на удачу поднимает руку, пытаясь поймать попутку. Стоило, наверное, попросить таксиста подождать.

Его подбирает седой — соль с перцем — старик. В отличие от Соло, водитель выглядит на свои шестьдесят. Острый взгляд за толстыми стеклами очков ощупывает с ног до головы. Соло улыбается:

— В аэропорт довезете?

Взгляд смягчается. Старик кивает.

День разгорается все ярче, небо — синее-синее, звеняще чистое. Может, не улетать? Может, остаться?

— Притормозите, пожалуйста.

У молодого мужчины несколько ведер с разноцветными ягодами, но Соло интересует только один вид — это жуткое для привычного к латинице человека слово он замечает на от руки нарисованном объявлении-прейскуранте.

— У вас есть крыжовник?

— Есть. Тебе сколько?

— Немного, — Соло внимательно следит, к какому ведерку продавец нагнется.

Ягоды желтовато-красные, будто опаленные жаром с одного бока. Румянец, как у той стюардессы. Как у Ильи. Кожица ягод плотная, трескается и делится медово-сладким соком.

— Похоже на виноград, — тихо произносит Соло — акцент чудовищный, говорить очень трудно, странно, что вообще получается, — обращаясь к заинтересованно смотрящему на него водителю, и отворачивается к окну, не дожидаясь ответа. Водитель не спрашивает ничего и включает радио. Неужели эта песня про старые — нет, не так, старинные — часы настолько популярна?

Возможно, думает Соло, старик потом расскажет знакомым, друзьям, семье — кольцо на пальце, — что вёз с кладбища в аэропорт американца, а тот ел немытый крыжовник и старался спрятать лицо.